Схватка с инопланетянами на Байкальском берегу (рассказ)

– Ненави­иж­жу!

Сначала я услышал этот душераздирающий вопль, в следующее мгновение прямо передо мной из-за кустов на повороте выскочил мужик в шортах, и мимо моей головы пролетел увесистый булыжник – вслед только что едва разминувшемуся с моим велосипедом внедорожнику. Я инстинктивно затормозил и оглянулся – камень не долетел до цели.

Мужик присел на корточки и схватился за голову.

– Поосторожнее надо бы… – попенял ему я. – Что случилось?

Мужик отъял руки от головы. На правой – немного крови.

– Да пошли вы все!..

Я оглянулся ещё раз, машина скрылась за облаком пыли, пожал плечами:

– Ладно. Только давайте сначала рану посмотрю.

– Доктор что ли? – встал в полный рост камнеметатель. Чуть-чуть ниже меня, в плечах узковат, худой, но мускулистый.

– Народный целитель…

Мужик наклонил голову:

– Смотри…

Рана оказалась так себе – содрана кожа, кровь скоро сама остановится. Но пыль и чуть-чуть песка ни к чему.

– Промойте пока байкальской водичкой, а я сейчас вернусь. По «счастливой» случайности здесь же неделю назад порезал ступню об осколок и невдалеке нашёл тысячелистник. На велосипеде пару минут…

Тысячелистник оказался бо­лее сочным, чем в прошлый раз: после долгой жары прошёл хороший дождь. Мужик не дрогнул от болезненной процедуры. Потом мы уселись на тёплый галечный взгорок у воды, закурили (вредя своему здоровью), и я снова спросил:

– Так что случилось?

– А что обычно. Эти скоты – два парня и девка – провели на моём любимом месте выходные. Здесь редко кто отдыхает – палатку негде поставить. А они, видимо, в машине спали «а ля труа». Собрались уезжать, тут и я нарисовался мимоходом – к речке шёл, там есть тихое место на другом берегу. Смотрю – всё как есть бросили: костёр дымится, арбуз недоеденный, конфеты, упаковки всякие, бутылки, тряпки какие-то, мангал обгорелый, большая коробка от фейерверка… Представляешь, новая мода появилась – фейерверки на берегу пускать! Это же химия сплошная. Ну, я к ним, а они в машине уже, мотор завели. Кричу: «Что ж вы, гады, делаете?! Уберите сначала дерьмо с берега!» Тут, который за рулём, выходит так спокойно: «Дерьмо, говоришь, убрать? Без проблем…» – и по челюсти мне, быстро так, я даже замаха не увидел. Ну, упал, головой о камень стукнулся. Пока вскочил, они уже отъехали… Чуть вот тебя не пришиб, извини.

– Да­а… Приключение. И часто это «что обычно» с вами случается?

– До драки редко доходит, а оскорблений всяких наслушался. Я ведь тут каждый день, считай, всё лето хожу. Когда вежливо прошу, чтобы мусор с собой увозили, если вижу, что люди вполне приличные. А когда нервы сдают. Машин с каждым годом всё больше, а ценителей природы всё меньше. Один только раз видел: сидят на стульях в ряд человек пять и на закат любуются, как в кинотеатре. А в основном: приезжают, напиваются, пакостят и уезжают. Природа, Байкал им пофиг. Отношение потребительское. Солнце – чтобы загореть. Байкал – чтобы сфотографироваться на его фоне и искупаться, если, конечно, духу хватает в холодную воду лезть. Свежий воздух – для аппетита, чтобы сожрать и выпить побольше… Ты приглядись: все – если не толстые, то упитанные. Мусор-то, в основном, какой: бутылки и упаковки от жратвы и остатки жратвы, использованная туалетная бумага, подгузники обгаженные, да ещё подкладки женские достают. Ну и презервативы, конечно, куда ж без них на берегу Байкала, чем здесь ещё заняться зажравшимся горожанам!..

– Вы… Кстати, давайте познакомимся. Сергей.

– Павел.

– Так вот, Павел, вы уже четыре раза употребили слова, производные от «жрать». Почему вас так раздражает процесс поедания пищи и упитанные люди?

– Да потому что для них это смысл жизни, за которым они не видят и не ценят ничего, что не касается их лично. И гадят, гадят, гадят. И где?! На Байкале! На священном озере, к которому они и приблизиться-то недостойны. Отбери у них автомобили – ни один зад не оторвёт от дивана, чтобы на природу выбраться – кишка тонка пешком дойти со всей своей жратвой от станции километров пять, а от маршрутки и того ближе.

– А вы, видимо, местный, – догадался я.

– Почти. Жил тут в детстве, потом в Ангарск перебрались. А последние лет двадцать на всё лето сюда, у родни живу.

– А работа как же?

– Пенсия у меня по инвалидности, а подрабатываю трудовиком в школе. Ещё вопросы есть? – в голосе Павла послышалось раздражение.

– Извините, больше о личном расспрашивать не буду, – остановил я своё излишнее любопытство. – Я тут тоже частенько бываю, и меня тоже возмущает это неадекватное поведение отдыхающих…

– Послушай, тебя где говорить учили? – перебил меня Павел. – В Кембридже что ли? Или в Гарварде?

– По какой это, интересно, причине вы пришли к такому диковинному выводу? Вроде бы, я вполне по-русски изъясняюсь…

– Вот-вот. Обороты у тебя какие-то… Не разговорные. Будто перед лордами пыжишься. А я человек простой. Так что давай, перестань «выкать», ни к чему эта дипломатия, не на радио выступаешь.

– Можно и на «ты» перейти, конечно. Просто я привык к незнакомым людям на «вы» обращаться.

– В общем, ты культурный человек, а я, значит, вроде мужика лапотного получаюсь? – ехидно резюмировал Павел. – Ну и хрен с тобой. Только культура не с этого начинается.

– А с чего? У вас, видимо, есть на этот счёт собственное мнение? И, простите, я вас мужиком лапотным не называл. В моём понимании…

– А в моём – это юмор, – снова перебил меня Павел. – Если, конечно, не сарказм. Я их как-то с трудом различаю. Так что не бери в голову. А культура, чтоб ты знал и внукам своим рассказал… Внуки-то есть? – на этот раз Павел перебил сам себя.

– Есть. Трое.

– Так вот, и внукам расскажи, детям-то уже поздно, им перестройка мозги запекла до полного невосприятия естественного существования… Чёрт, от тебя заразился! Наворочал слов, а смысл и сам потерял по дороге.

– Нормальный смысл, я, в принципе, понял, что вы хотите сказать. Хотя у моих детей с мозгами в этом плане, вроде бы, всё в порядке.

– Ну, понял, и ладно. Тогда скажи мне ещё вот какую штуку. Про Кембридж и Гарвард я у директора школы подцепил, а на днях один местный эрудит ткнул мне в нос, что Гарвард как раз в Кембридже и находится. Я спорить не стал, а вот зудит внутри: кто же из нас троих дураком выходит?

– Насколько я понимаю, никто. Эрудит прав в том, что Гарвардский университет находится в американском городе с названием Кембридж. А в английском городе с таким же названием есть старинный университетский центр, в обиходе именуемый просто Кембриджем. Я, честно говоря, до недавнего времени и сам путался, да дочь, она английский в школе преподаёт, всё мне по местам расставила. Однако, Павел, вы обещали просветить меня насчёт культуры, а сами всё в сторону уводите…

– Точно. Увожу. Остыл маленько после стычки, спорить и расхотелось. Я ж не пророк какой, чтобы истины изрекать.

– А как же мои внуки? В неведенье останутся? – с улыбкой всплеснул я руками, чтобы показать, что тоже не чужд юмора. – Давайте так: я перехожу на «ты», а вы всё-таки высказываете свою точку зрения на то, с чего начинается культура. Мне это, право же, интересно.

Павла мой торг, кажется, позабавил. Он удовлетворённо хохотнул, но начал издалека:

– Есть у меня один знакомый поэт. Одно время он называл меня другом. И мне это льстило. Ведь он общался с такими людьми, которые были для меня недосягаемы: писатели, художники, артисты… Я не сразу понял, что ему просто нравилось быть этаким гуру, учителем. Может, даже показывать окружающим, что он не чурается таких, как я, то есть простых смертных. Как-то он составил список книг, которые я должен прочитать, чтобы стать культурным человеком. Дал пачку всяких «умберто-вианов» из своей библиотеки. А потом стал требовать пересказа. Я и послал его подальше вместе с книгами. Если это и есть культура, то лучше я останусь дикарём… Ладно. Разошлись. И вдруг на днях по радио его услышал: беседа с писателем таким-то о Годе культуры. Опять он на книги упирал, мол, только читающий человек может считать себя культурным. А у самого в стихах бредядина одна, ни капли реальной жизни, всё мистика какая-то. На хрен она нужна людям, скажи? Говорит он, кстати, так же, как ты, всё словеса с завихрениями. Вот я и подумал: куда лезу со своими мыслями? Вам, культурным, они побоку.

– И всё-таки скажи уж, коли начал.

– Скажу. Культура начинается с отношения к природе, как к матери. Прими это как факт, а потом уже книги пиши. Я ведь тоже книги читаю. Но не заумь всякую, а наших сибирских писателей. Тут всё родное, живое, понятное. И за природу они горой стоят. И душу человеческую не забывают.

Павел замолчал и посмотрел на меня выжидающе: не возьмусь ли я спорить.

– Что ж, коротко и понятно, возразить нечего, – сказал я и поднялся с отдавшего тепло галечного взгорка. – Пойду, однако. Пора…

– Нет, ты погоди, – подскочил Павел, – я тут, можно сказать, тебе глаза на истину открыл, а ты сразу убегаешь. Я тебе ещё стишок свой рассказать хочу, раз уж ты согласен со мной про природу-матушку.

– Тоже из поэтов что ли? – насторожился я.

– Куда там в калашный ряд! Так, в школе сочинял для стенгазеты что-то вроде частушек про своих одноклассников. Потом они меня поколотили, я и забросил рифмовать. А вчера накатило что-то. Наверное, в детство впадаю… Так будешь слушать?

– Буду. Рассказывай.

Павел встал в позу, на фоне сверкающей воды весьма эффектную, и продекламировал:

Ты приехал на Байкал

Человеком, вроде.

А по сути ты шакал:

Гадишь на природе.

А природа, наша мать,

Умирает с веком.

Будешь мусор поднимать,

Станешь человеком.

Потом выдержал паузу и несколько напряжённо спросил:

– Ну как?

– Так себе, – честно ответил я. – Несерьёзно как-то.

Мы помолчали. Я уже собрался прощаться, но Павел снова вернулся к разговору.

– Знаешь, мне сейчас представилось, что эти люди, – он махнул рукой вдоль берега, – инопланетяне, ходят здесь в скафандрах, как по чужому миру. Их мир – это город, со всеми городскими удобствами, с коммунальными службами, там за ними дворники убирают, мусор вывозят на свалку…

– Точно, – поддакнул я. – Даже на Ангаре, сам видел, после выходных дней молодёжная экологическая команда берег очищает…

– Толку-то! Знаю… А почему? Да потому что и на природе они не могут жить, чувствовать по-другому. Другая планета, а привычки те же. Помнишь, у Вознесенского стихи есть про то, как человек сначала трусы надел, джинсы, пальто…

– На пальто, стряхнувши пыль, он надел автомобиль… – вспомнил я.

– Вот-вот, именно автомобиль, гараж, микрорайон, город… И чем больше человек на себя «надевает», тем труднее природе достучаться до его нут­ра, до его души или сердца. Не знаю уж, где это чувство единения с природой скрывается. Но не в мозгах, это точно.

– Через мозги можно достучаться, – возразил я. – Например, как-то запели мы песню Визбора со словами «но обещайте помнить и не гасить костры», а моя пятилетняя тогда дочь заявила, что нельзя не гасить костры, костры нужно гасить обязательно, иначе лес сгорит. И взяла она это не из души же, а из головы, поскольку при ней это говорилось не раз.

– Это потому, что у неё прирождённое единство с природой ещё никуда не делось, и находится она в подходящей среде. А большинству хоть кол на голове теши! Но ты меня не сбивай с мысли. Я про город говорил и про то, что люди на себя, так сказать, надевают. Вот смотри, что происходит последние два-три года. Они, эти «инопланетяне», уже соревнуются друг с другом, кто с большим комфортом на берегу устроится. Везут с собой навесы разные, столы, стулья, недавно видел – два кресла и диван припёрли и бросили, уезжая; наверное, дома не нужны стали…

– Так и в Иркутске то же самое! – подхватил я. – А что местная власть думает, не в курсе? Помнится, несколько лет назад шлагбаум ставили, вроде бы плату какую-то брали и за счёт этого мусор вывозили?

– Да, было что-то такое, но не прижилось. Почему – не знаю. Но всё равно это полумеры. Я вообще считаю, что закон нужен, чтобы на сто метров от воды ни одной машины. Кто тогда диван или кресло с собой потащит?! А на въезде к берегу построить платные автостоянки – на фейерверки дорогущие хватает, значит, и за стоянку заплатить могут немалые деньги. Там же поставить мусорные баки и не позволять выезд, пока каждый свой мешок мусора не предъявит. Разве это сложно?

– Вопрос, как говорится, риторический, – подвёл я итог. – Пора мне, ждут. А ты уж тут, Павел, не нарывайся лишний раз, плетью обуха не перешибёшь.

Мы пожали друг другу руки, и я поехал на своём велосипеде дальше, минуя плотно натыканные машины, палатки, костры с развесёлыми компаниями «инопланетян» и их инопланетный здесь, на берегу Байкала, мусор, мусор, мусор…

И всё чудился мне свист камня около уха и душераздирающий крик: «Ненавижу-у-у!»